есть воплощением всего безобразного, дурного, бесталанного, невежественного, того, чего вы не желаете себе и не хотите в себе видеть. Есть у меня знакомые, выросшие в Саксонии, которые посещали курсы литературного немецкого языка, потому что исключительно «по вине» впитанного ими с детства родного языка они постоянно подвергались унизительной дискриминации и были лишены социальных возможностей. В одной дрезденской газете девяностых годов есть образчик объявления: «Саксонский диалект в свободной рыночной экономике? Немыслимо! Берите уроки речи!» Томас Розенлёхер придерживается того же мнения и метко называет саксонский «языком неудачников»[170]. Я сам грозил своим детям, что лишу их карманных денег, если они заговорят по-саксонски. Как же плохи дела, если регион не смеет сохранять родной язык, опасаясь разного рода притеснений и даже угрозы своему существованию?! Что за социальный климат, что за страна, в которой многие вынуждены отказываться от языка, впитанного с молоком матери, и скрывать свое происхождение, чтобы избежать социальной стигматизации? Что за страна, в которой люди должны стыдиться своего языка, своего происхождения и своего прошлого, то есть неотъемлемых экзистенциальных ценностей? Что за страна, в которой приходится расчетливо дистанцироваться от того, что составляет сущность человека и укореняет его в мире?

В то время как баварское ассоциируется с уютом, рейнландское – с весельем, гамбургское – с элитарностью и элегантной открытостью миру (начиная с Фонтане), берлинское – с дерзостью и сметкой, швабское – с прилежностью, саксонское происхождение связывается с чем-то отталкивающим и нелепым. Эдакая адская смесь этики, эстетики и политики. Для всех остальных происхождение – дом и родина, но не для Саксонии, а значит, не для Востока в целом. Как будто бездомность и недоброжелательность – подобающее положение! В конце концов, многие человеческие трагедии, запечатленные в немецкой литературе начиная с XVIII века и особенно после «Страданий юного Вертера» Гёте, вырастали из социальной неприкаянности или бесприютности, то есть чувства собственной экзистенциальной безродности.

Еще сильнее сталкивается с гонениями Дрезден, так сказать, Восток Востоков Востока, и не только из-за PEGIDA[171]. Презрение, с каким о нем говорят в публичном пространстве даже люди с высоким социальным статусом, не знает границ. Конечно, не мое дело защищать Дрезден из Лейпцига, но и достоинство дрезденцев так же неприкосновенно. После сентябрьских выборов 2017 года Ансгар Майер, в то время директор по массовым коммуникациям Кёльнской архиепископии, написал в Twitter, мол, стоило бы обменять Саксонию на чешские ядерные отходы. В свою очередь немецко-австрийский писатель Даниэль Кельман опубликовал 5 февраля 2018 года в WELT следующее: «Чтение делает человека толерантным. Но сбрасывать романы парашютами на Дрезден – не то решение»[172]. Так что дрезденцам пока везет, на этот раз их пощадили. Надеюсь, что бомбардировкой города в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года все и ограничится. Кельману, выходцу из привилегированной семьи, с гуманистическим образованием, не зазорно ради красного словца прибегать к дешевой шутке, циничной и безвкусной, от которой кровь стынет в жилах. Ядерные отходы и бомбардировка, замаскированная под «гуманистическую» миссию, очевидно, считаются адекватными карательными и воспитательными мерами, когда речь заходит о Саксонии и Дрездене. И подобные заявления – всего лишь верхушка айсберга.

Вполне в духе истории, рассказанной одним из моих возрастных студентов, который давно посещает мои курсы, лекции и семинары. Много лет он руководил учреждением социального обеспечения в Бремене, затем вышел на пенсию и переехал в Лейпциг, где его дочери изучали музыку. Ему захотелось отпраздновать свое 75-летие в Веймаре с семьей, старыми и новыми друзьями. Но некоторые из его бременских друзей отказались: «Веймар? Это на Востоке? Нет, туда не поедем». Заметьте, Веймар, а не Биттерфельд, Айзенхюттенштадт или другие «заштатные» городки. А вот Гёте, Шиллер, Лист, Габриэль Рейтер и Анри ван де Вельде не гнушались посещать Веймар и даже жить там. Да, город расположен на Востоке, хотя по всем параметрам Веймар скорее Запад на Востоке. Однако дать определение этого места, насквозь пропитанного историей, задача не из легких. В июле 2022 года в Веймаре прошла конференция «Веймар как памятное место», организованная Саксонской академией наук, Фондом «Классический Веймар» и Немецким национальным театром Веймара. Об этом событии вещала кёльнская Deutschlandfunk, правда, ничтоже сумняшеся в анонсе передислоцировала Веймар в Саксонию[173]. Мать честная! Если даже флагман журналистики, лучший из лучших, так оскандалился, всякая надежда тает. Вот яркая оговорка по Фрейду, симптоматичная и в то же время лукавая. Прекрасная иллюстрация того, что весь Восток считается Саксонией, где, должно быть, все поголовно говорят на саксонском диалекте. То, что существуют «пять новых федеральных земель», которые правильнее было бы назвать «пятью восточными федеральными землями» (Тюрингия и Саксония – куда более старые образования, чем, скажем, западные земли, пишущиеся через дефис), с очень разными региональными особенностями, с большим количеством языковых вариантов и диалектов, как бы не имеет значения: Восток, он и есть Восток, то есть Саксония. Вот здесь в лаконичной форме сведено все, что Запад в конечном счете думает о Востоке:

Все были в Штази.

Все были одурманены.

Все говорят на саксонском.

Все нацисты.

И даже если не всё касается всех, хотя бы одно да соответствует.

На этом месте в моей рукописи была помещена фотография с обложки газеты Hamburger Morgenpost от 22 февраля 2016 года. На ней во всю полосу изображена карта Германии, на которой Саксония обозначена коричневым цветом, остальная часть оставлена белой. В заголовок вынесено: «Бельмо на глазу. Снова Саксония». Теперь обложку можно увидеть только в Интернете[174]. Газета запретила перепечатку первой полосы.

Между тем беспрестанная порка Саксонии как некое self-fulfilling prophecy[175] привела к тому, что те, кто и без того действует по-идиотски, впадают во все больший идиотизм, что выводит на новый виток избиения Саксонии. Средства массовой информации, которые десятилетиями раскачивали друг друга как на качелях, выступили в роли резонансного усилителя в этом процессе взаимного подталкивания. Ни о какой группе или регионе не говорят и не пишут столь цинично и уничижительно, как о Саксонии, причем не опасаясь последствий, напротив, им даже аплодируют.

Возвращаясь к первому пункту, признаем, что в Саксонии довольно давно имеются серьезные проблемы с неонацистами, ксенофобией и правым экстремизмом. В течение лет и даже десятилетий они находились в «слепой зоне» политики разных саксонских правительств. Конкретные исторические и социальные причины такого положения могут быть разнообразными, но две из них бросаются в глаза, поскольку они раскрывают участие Запада, и весьма значительное.

После 1989 года западногерманские правые прицельно объявили Саксонию своей «основной